Журнал "Родина" рассказал как в 18 веке яранского писаря осудили за суеверие
На сайте "Российской газеты"
https://rg.ru/2018/06/07/rodina-sud.html
опубликована большая статья из научно-исторического российского журнала "Родина", вышедшего в свет в марте 2018 года, про случай в Яранске, который произошел более 300 лет назад:
«В 1781 г. в окружном (то есть уездном) городке Вятского наместничества Яранске жил 19-летний молодец Лев Кошкин. Был он грамотен, служил писцом ("пищиком") в яранском казначействе. И вот случилось страшное: у него обнаружилась "суеверная книжка"! Парня заметили с нею прямо на рабочем месте.
На протяжении большей части XVIII в. всевозможные "суеверия" преследовались и строго наказывались. При Екатерине II отношение к ним начало смягчаться. Просвещенная императрица считала, что колдовство - это всего лишь обман, коим хитрецы невежд дурачат. Однако невежд много, поэтому толки о ведьмах, колдунах, порче и прочих нелепостях должно пресекать. Ведь они могут привести и к народным возмущениям...
А тут - целая книга суеверной крамолы!
Яранская нижняя расправа ("расправами" назывались учрежденные в 1775 г. судебные органы) начала расследование. Затем дело направили в более высокую инстанцию - в Вятскую верхнюю расправу. Туда поступила и сама "книжка". Однако к сохранившемуся архивному делу она не приложена, и копии ее тоже нет.
Кошкина допрашивали неоднократно: он менял свои показания. Очевидно, "пищик" быстро уразумел, что дело худо. "Неболшая писмянная книшка" была серьезной уликой. И выкручивался: дескать, думал - "божественная", "молитвенная", а оказалось - "волшебная" и колдовская.
Поначалу Кошкин показал, что "книжку" взял у 17-летнего "купецкого сына" Василия Попова, а тот нашел ее на мосту через реку Ярань. Потом стал утверждать, что получил "книжку" "под заклад" пяти копеек у Ильи, сына священника Знаменской церкви Яранска. "Под заклад" - значит, взял на время. То есть вещь чужая, Кошкину не принадлежавшая. Затем вернулся к прежним показаниям: "книжка" найдена на мосту, а Илью он оговорил из-за ссоры.
Попович Илья в этой истории мелькнул - и исчез. А вот Василия Попова допросили. Он признался, что действительно дал Кошкину крамольные записи, чтобы тот, умелый переписчик, снял с них копию. Дальше в документе темное место: "Которую де книшку по листам означеннои (Кошкин. - Авт.) своеи рукою написал песню". По-видимому, Попов хотел сказать, что какая-то особо крамольная "песня" вписана в "книжку" Кошкиным, а он, Попов, тут ни при чем. И вообще, он неграмотный (или малограмотный)... Кстати, неграмотные люди в те времена тоже заказывали для себя копии заговорных текстов, чтобы использовать такую запись как своего рода талисман.
По Кошкину же, с "книжкой" было так. Попов предложил ему скопировать за 10 копеек некий текст, и оба они отправились туда, где служил Кошкин и где имелись условия для переписывания - в яранское казначейство. И только Кошкин занялся копированием, как "усмотрел тогда написанных в непристоиных законом строки з две...". Бдительный "пищик" тут же, по его словам, отдал непристойную "книжку" прислуживавшему в казначействе старику-сержанту6.
Но почему тогда "книжку" нашли у Кошкина? Значит, сержант ее не взял?
Допросили сержанта. Тот сообщил, что да, Кошкин и Попов находились тогда в помещении и вместе переписывали какую-то бумагу. На вопрос сержанта, что за бумага, Кошкин заявил, что "книжка" - "божественная.
Стало быть, Кошкин все-таки копировал подозрительный текст - раз поспешил заверить, что все вполне благонадежно...
Привлеченные к следствию явно юлили, стремясь смягчить свои проступки. Все - и следователи, и обвиняемые - понимали, что дело это непростое, можно и кнута отведать, и на каторгу загреметь. И вообще, похоже, что обнаружение у мелкого служащего "суеверной книжки" наделало переполоху в тихом провинциальном Яранске.
В журнале заседаний и определений Вятского совестного суда за 1782 г. есть несколько записей по яранскому делу, поступившему туда в середине февраля. Тогда же в этот суд был отправлен и находившийся под арестом Лев Кошкин. А проходившему по делу в качестве свидетеля Василию Попову велели не выезжать из Вятки.
Окончательное решение было вынесено быстро - через месяц.
Уже в первой по времени записи в журнале (о том, что дело, согласно закону, принято к рассмотрению) определенно заявлено: причина следствия и суда - в "открывшейся" у Кошкина "якобы заговорной суеверной тетратки. Не печатной книжки, а рукописной тетрадки! Которая, несомненно, содержала заговорные тексты. Неясно, правда, что именно в протоколе допроса Василия Попова было названо "песней" (якобы вписанной туда Кошкиным). Может быть, кроме заговоров, там и какие-то подозрительные песенки обнаружились? Или же недотепистые яранские чиновники (которые тетрадку книжкой назвали) и тут напутали?
15 марта 1782 г. в Вятском совестном суде дело наконец разобрали по существу. Судьи в постановлении снова уточнили, что речь идет не о печатной книге, а о рукописной тетради ("И разсматривая ту вздорную тетратку, а не книжку...")
Ни Кошкина, ни Попова решили не наказывать. С них взяли подписку "о неимении впредь таковых сумазбродных и суеверных пустых сочинений, а буде впредь найдутся какие-либо дурные сочинении, то неминуемо подвергнутся неизбежного поступления по законам". Саму же тетрадку охарактеризовали как "безделную глупого и невежественного слога", "вздорную и пустословную".
Яранским чиновникам направили предупреждение и указание быть в подобных случаях осторожнее и впредь таких дел не заводить. Ведь тут просто глупость, невежество, вздор, пустословие. Это не относится к деяниям, за которые по закону полагается наказание...
Умер, не умер, а долг — заплати! | Дело о метании алкотестера в отделении полиции |
---|
Комментарии